Подогреваемые вечным вопросом о влиянии языка на восприятие, ученые провели множество исследований мозга людей, которые с детства владеют несколькими языками и живут в мире, где у всего есть несколько названий. В этой статье рассказываем вам, почему билингвы быстрее ориентируются, хуже считают и с трудом вспоминают собственное детство.

Развитие внимания

Долгое время билингвизм воспринимался обществом негативно — и ученые, и многие родители были уверены в том, что два потока информации, перепутавшись в голове ребенка, будут тормозить его когнитивное развитие. И только в 1962 году, после исследования канадских психологов Элизабет Пил и Уоллеса Ламбера, появились убедительные доказательства того, что билингвизм не ограничивает развитие умственных способностей.
Недавние эксперименты показали, что в возрасте семи месяцев дети, растущие в двуязычной среде, обгоняют своих сверстников при выполнении заданий, где тестируется внимание. Например, при регистрация движения глаз выяснилось, что билингвы быстрее меняют направление взгляда в зависимости от визуального или слухового стимула.

Понимание другого

В психологии есть термин «theory of mind», который на русский язык переводится как «теория намерений» или «понимание чужого сознания». Это означает, что человек может жить с другими людьми, только если он способен хотя бы в общих чертах понимать, что они чувствуют и о чем думают.
Агнес Ковач, нейропсихолог из института СИССА (Италия), исследовала около 30 румыно-венгерских билингвов и 32 монолингвов в возрасте около трех лет. Она разыгрывала перед детьми историю о том, как две куклы-марионетки, одна из которых «понимала» только один язык, а вторая — два, решили купить мороженое.

Пока персонажи шли к лотку, продавец выкрикивал на языке, которого одна из кукол «не знала», что мороженое у него закончилось, а вот у торговца сэндвичами оно еще осталось. Ковач переводила эту фразу для испытуемых монолингвов, а затем задавала вопрос всем: «Куда эта кукла (“монолингв”) пойдет покупать мороженое?»
Детям-билингвам было легче сообразить, что эта кукла не поняла того, что сказал продавец мороженого, и пойдет за мороженым к нему. Благодаря ежедневным упражнениям в переключении с языка на язык они получили достаточный опыт понимания чужого сознания. и натренировали контроль торможения — функцию нервной системы, которая отвечает за выделение мозгом необходимой информации и выбор правильных «команд». Эта функция помогает билингвам легче отказываться от своих ошибочных убеждений и начать рассматривать другие возможности.

Интерпретация изображений

Всем известны картинки-перевертыши, где в зависимости от фокусировки на разных деталях можно увидеть либо одно изображение, либо другое. Какие механизмы восприятия отвечают за возможность обнаружить второе изображение? Известно, например, что взрослые куда быстрее справляются с такими головоломками, если им намекнуть на возможность двух вариантов интерпретации. А дети до пяти лет и вовсе не могут распознать в них без подсказок хоть что-нибудь. Психологи из Йоркского университета в Торонто (Канада), Эллен Белосток и Дана Шапиро, решили сравнить способность детей-билингвов и монолингвов различать в хаосе линий законченные силуэты лиц и предметов. Шестилетним детям показывали несколько двойных изображений. В каждом из заданий билингвы превзошли монолингвов по среднему количеству баллов. Как и в задании с куклами, главную роль здесь сыграла способность не зацикливаться на одной-единственной интерпретации и переходить к новой идее в поисках лучшего решения.

Форма или материал

В разных языках предметы могут описываться по-разному — в зависимости от того, какой признак берется за основу. Скажем, в английском стакан обозначается тем же словом, что и стекло («glass»), и именно потому отличается от чашки — здесь имеет значение материал. Русский язык предлагает другой способ классификации — по форме: у чашки, например, есть ручка, ее можно поставить на блюдце. А сказать «граненая чашка» — это ошибка.

В 2011 году американские лингвисты Анета Павленко и Барбара Молт провели исследование под названием «Русский кухонный», где предложили двадцати русско-английским билингвам, двадцати русским и двадцати англичанам сказать, как они в обычной жизни назвали бы предметы, изображенные на фотографиях (различные емкости для воды). Оказалось, что для англичан эти предметы делились на три категории — «чашки», «кружки» и «стаканы», а для русских — на десять. Кроме трех уже упомянутых категорий русскоязычные испытуемые использовали слова «рюмка», «фужер», «бокал», «пиала», «кувшин», «ваза» и даже «ложка». У билингвов были отмечены расхождения в восприятии по сравнению с монолингвами. В категорию «чашка» они (как и англоговорящие) включали предмет, который русскоязычные обычно называют словом «стакан», а к «стаканам» причисляли все, что сделано из стекла — например рюмку.

Арифметические действия и язык

Во многих языках есть своя особая система счета. Например, русское «восемьдесят» на французский переводится как «quatre-vingts», то есть четыре раза по двадцать. А в языке пираха (одного из народов, населяющих бассейн Амазонки) и вовсе отсутствуют цифры — там пользуются понятиями, которые приблизительно можно перевести как «несколько» (от 1 до 5), «больше» (больше 5) и т.д.

Американские ученые Вейд и Менон в 2000 году провели опрос, чтобы выяснить, насколько сильно человек при восприятии чисел зависит от своего первого языка. В анкете спрашивалось, каким языком обычно пользуются респонденты при счете, когда говорят о времени суток, вспоминают телефонные номера и обдумывают сумму скидки в магазине. Оказалось, что среди 522 испано-английских билингвов, у которых родным был испанский язык, 84% предпочитают производить арифметические операции на английском. Дело в том, что сложный процесс обучения счету и постоянное воспроизведение по памяти таблицы умножения — то, чему их учили в школе уже на втором языке, — их мозг запечатлел как последовательность слов, поэтому переходить при счете на родной язык значило бы затруднять эти почти автоматические процессы.

Язык памяти и язык текста

Нередко именно язык определяет, какие события запомнятся человеку. Владимир Набоков, эмигрировавший в Америку и написавший там мемуары на английском языке, разрывался между языком памяти и языком текста. Когда же он взялся за перевод книги на русский, многие ремарки, необходимые, чтобы объяснить происходящее англоязычной публике, в русском варианте просто не нужны. В то же время в мемуары добавились подробности первых лет жизни писателя: родной язык, как знаменитое прустовское пирожное «Мадлен», вызвал из памяти давно забытые события детства. «Предлагаемая русская книга относится к английскому тексту, как прописные буквы к курсиву, или как относится к стилизованному профилю в упор глядящее лицо», — сказал про «Другие берега» Набоков.

Исследования билингвов, проводившиеся в 2000-х годах, также показали, что разные воспоминания всплывают в памяти в зависимости от языка: на первом языке больше говорится о событиях, оставленных на родине, а на втором — о жизни в новой стране. Если же рассказать о детстве нужно на приобретенном языке, тогда процесс «пробуждения» воспоминаний происходит медленнее. Это подтверждается и клиническими случаями. Когда пациентке, испано-английскому билингву, предлагалось рассказать об автомобильной катастрофе на том и другом языке, то при переключении на родной, испанский, она говорила гораздо дольше и с большими подробностями: «Я как будто видела все происходящее прямо перед собой, всю катастрофу. Такого не было, когда я говорила на английском языке».

Эмоции и моральный выбор

Язык, на котором человек решает какой-либо этический вопрос, может определить его выбор. Психолог Боаз Кизар из Бостонского университета провел исследование, используя так называемую «проблему вагонетки». Он попросил 317 студентов представить несущийся по рельсам вагон, на пути которого стоят пять человек. Вопрос звучал так: толкнули бы они на рельсы одного человека, чтобы спасти остальных?

В числе участников эксперимента были и билингвы с разными сочетаниями языков — английский/испанский, корейский/английский, английский/французский, английский/иврит. Когда участники читали условия задачи на родном языке, на жертву соглашались лишь 20%, а если решать приходилось на втором языке, это число возрастало до 33%. Получается, что даже при отличном владении вторым языком он вызывает гораздо меньший эмоциональный отклик, чем родной. А это влияет на нашу способность к эмпатии и склонность к гуманным решениям.

По материалам Theory & Practice